Недавно мы пообщались с основательницей бренда развивающих игрушек Kishkentai Гульмирой Пармышевой, которая параллельно возглавляет Ассоциацию социальных инноваторов. Беседуя о ее деле, мы не смогли пройти мимо темы социального предпринимательства и обсудили, что оно на самом деле значит, почему важно избавиться от зависимости от грантов и чем похожи айтишники и соцпредприниматели.
О нашей героине
Гульмира Пармышева — основательница бренда развивающих игрушек Kishkentai и одноименной инклюзивной мастерской, президент Ассоциации социальных инноваторов, соосновательница Ассоциации развития инклюзивного общества. Гульмира создала бренд игрушек, стремясь помочь в реабилитации сыну с диагнозом аутизм — в итоге Kishkentai из маленького личного увлечения вырос в бизнес с оборотом в 150 млн тенге в год. Параллельно с развитием бизнеса и созданием нового производства в Астане Гульмира Пармышева занимается общественной работой и старается вместе с коллегами улучшать климат для социальных предпринимателей.
«Многим соцпредпринимателям тяжело говорить о финансах, расходах и прибыли»
До того, как создать бренд Kishkentai, Гульмира Пармышева занималась различными проектами, работала в сфере НПО и создавала микробизнесы. Но всегда чего-то не хватало.
— Когда стала заниматься проектом в социальном предпринимательстве — поняла, почему раньше не получалось. Мне было не очень интересно. Не хватало смыслов. А потом у нас появилась инклюзивная мастерская, где особенные ребята собирают игрушки Kishkentai, и смыслов стало гораздо больше. Представьте, я нанимала человека, который передвигался преимущественно в коляске, а потом он стал много работать и начал ходить самостоятельно. Или родители, которые рассказывают, как игрушки помогают их детям. Когда у тебя есть миссия и ты видишь четкий импакт, то почти не рассматриваешь всерьез мысли о том, что устал и надо закрывать бизнес.
Однако Гульмира подчеркивает: социальное предпринимательство действительно окутано массой стереотипов. Слова «социальное» хватает, чтобы ассоциироваться с благотворительностью и помощью, но не с деньгами.
— Чем больше продаешь, тем больше помогаешь. Сейчас это важная концепция для меня, но раньше я долгое время спорила с этим. У самих предпринимателей масса искажений на этот счет. Многим из них тяжело говорить о финансах, о расходах и прибыли. Я и сама одно время думала, что должна что-то дарить, делать скидки, помогать. Только шепотом можно было обсуждать, что надо бы заработать. При этом я со своей стороны никогда не просила, например, арендодателей, помочь мне, потому что я якобы делаю полезное дело. Никто же не просил меня создавать эти игрушки. И по сей день не получила ни одну преференцию. Я просто научилась однажды конкурировать на рынке, как предприниматель, а теперь для меня это драйв и удовольствие.
Перестроиться на другую волну Гульмире помог полный отказ от каких-либо грантов.
— Около 50 млн тенге мы привлекли примерно за 2 года. А потом один очень умный человек сказал мне: «Гульмира, у тебя хорошо получается это, но советую слезть с этой иглы». И это оказалось правдой. Когда ты рассчитываешь только на гранты, на социальную поддержку — ты не думаешь, как заработать, как масштабировать бизнес. Так я и перестала участвовать в конкурсах. Называю этот этап «холод и голод».
Лучше тащить из семейного бюджета и думать, как заработать — это дает мощнейший импульс. Так я и воспитала в себе предпринимателя. И испытываю большое удовольствие от того, что умею зарабатывать сама и не завишу ни от кого.
«Нас воспринимают бизнесом, который под крылом у государства»
Обсуждаем с Гульмирой термин и формулируем: социальное предпринимательство — это такой же полноценный, коммерчески устойчивый бизнес, который параллельно стремлению заработать старается решить и некоторые общественные проблемы. Но приходим к выводу — восприятие в обществе все еще искаженное.
— Последние полгода — после встреч со стейкхолдерами или во время ресерчей — обдумываю мысль, что нас воспринимают бизнесом, который под крылом у государства. А-ля иждивенцы, которые что-то просят постоянно, им надо помогать. Но по факту из девяти существующих на бумаге преференций для соцпредпринимателей на практике работают только 2. И это благодаря лидерам социальных изменений, которые своими силами добились этого.
Однако, из девяти преференций, предусмотренных для социальных предпринимателей, на практике работают только две. Это стало возможным благодаря усилиям лидеров социальных изменений, которые смогли добиться этих результатов самостоятельно.
Пока еще действует грант в 5 млн тенге — раньше он действовал глобально в Дорожной карте по развитию бизнеса, сейчас же на него могут претендовать только те, кто входит в реестр соцпредпринимателей. Еще есть инструменты в рамках программы «Даму». А вообще в преференции входят, например, информационная поддержка, образовательные инструменты, субсидирование ставок по кредитам, имущественная поддержка. Есть, конечно, регионы, где ситуация чуть лучше. Например, в Костанае работает 4 преференции из 9. Но глобально нельзя сказать, что существует некий масштабный фундамент для соцпредпринимателей. К тому же некоторые, к сожалению, злоупотребляют — открывают проект просто ради того, чтобы быстро освоить средства. Но эти 5 млн тенге — не про привилегии, а про ответственность.
Что касается нашего будущего… Помнится, раньше все косились на айтишников — странные ребята, которые работают из дома и вечно сидят за компьютером. Но благодаря крутым кейсам, появлению хаба, успешным сделкам по привлечению инвестиций сформировался сверхположительный имидж у этого направления. Сейчас социалка — это тоже странные ребята, но есть перспективы. Теперь мы пытаемся сменить вектор в нашей Ассоциации и опираться уже на другие конструкции. Хотим донести ценность соцпредпринимательства не через формальные привилегии, а через конкретные кейсы и твердые результаты. Недавно на форуме UMAI Ирина из Garbar Group, наша вице-президент, спросила об этом Арсена Томского, и ответ был ожидаем — делайте миллиарды через личные кейсы. И это чистая правда.
Гульмира отмечает, что социальная направленность может стать стилем и образом мышления для крупного бизнеса. И по прогнозам, ESG-стандарты будут набирать обороты — особенно, в свете того, что новые поколения начинают выбирать бренд не только за продукты, но и за его ценности. Однако пока социально ориентированным предпринимателям приходится бороться с определенными трудностями.
— Социальные предприниматели выживают самостоятельно, мы не под крылом у государства. Даже в рамках предстоящих налоговых реформ не учтены позиции и интересы соцпредпринимателей. Несмотря на то, что еще 3 года назад в Кодексе были прописаны такие преференции. При этом такие предприниматели — партнеры для государства в решении социальных задач.
Но из-за низкой информированности сложно доносить суть социального предпринимательства. И про стандарты ESG много знают и говорят в Астане и Алматы, а вот в регионах не совсем понимают это. Есть сильный вакуум между мегаполисами и регионами, важно избавляться от него. Пока мы своими силами стараемся достигать этого и выезжаем туда ради этой цели. И важно стараться доносить ценности и объяснять, почему социальное предпринимательство выгодно традиционному бизнесу. Например, трудоустройство людей с инвалидностью сильно снижает текучесть кадров. Классический бизнес приобретает только выгоду, взаимодействуя с социально ориентированными предпринимателями.
«Гораздо лучше не просто дать грант в руки, а дополнить еще и твердыми знаниями»
Несмотря на все нюансы и только укрепляющийся статус соцпредпринимателей, Гульмира просит отметить — приятных результатов немало. И приводит в пример Маулена Ахметова, который создал социальное кафе и трудоустраивает казахстанцев с ментальными нарушениями.
— Как вот здесь можно говорить о том, что социальный бизнес создает нагрузку, если в таких кейсах ровно наоборот? Представьте себе, 20 человек работает у него. Но если бы не эта работа, они бы лежали в больницах либо дома на попечении, а теперь же они получают зарплату, государство получает налоги и экономически активных людей, которые создают в итоге семьи, покупают жилье, делают вклад в экономику. Это же настоящий импакт! Более того, есть немало предпринимателей в Казахстане, которые даже не знают, что ведут социальный бизнес. По этой части тоже важно повысить информированность, чтобы люди знали, какой вклад они делают напрямую или косвенно.
Было бы здорово, если бы в Казахстане появилось больше инкубационных программ для предпринимателей, в том числе социальных. Инкубация — это шикарный продукт, когда можно увидеть проект в деле — например, на уровне создания MVP. Это затратное направление, но прекрасный фундамент для устойчивого бизнеса. Гораздо лучше не просто дать грант в руки, а дополнить еще и твердыми знаниями. Даже если кто-то претендует зайти к крупному бизнесу через КСО и попросить финансовой поддержки, надо понимать, что большой бренд вряд ли будет помогать тому, кто двигается наощупь. Всем нужны уверенные проекты, которые понимают, как реализоваться и как выйти на самоокупаемость.
Думаю, что в обозримом будущем большинство бизнесов придет к социальной составляющей. И уже существующим соцпредпринимателям важно учиться заявлять о себе и не бояться говорить о деньгах.
Как показывает опыт Великобритании, Германии и Южной Кореи, социальное предпринимательство способно за 5 лет сократить уровень бедности на 5–7%, создать до 5% новых рабочих мест и привлечь 500 млн долларов частных инвестиций. Для Казахстана это шанс снизить нагрузку на бюджет на 15% за счет самоокупаемых проектов, улучшить позиции в рейтинге Doing Business (цель — топ-30) и стать региональным лидером в сфере социальных инноваций.