От банковских поправок до пенсионной реформы: Елена Бахмутова о финансовой системе Казахстана в условиях чрезмерного регулирования

Freedom Broker Freedom Broker О редакции О редакции
Дата публикации: 21.05.2025, 08:58

Больше года в Казахстане активно обсуждают внесение новых поправок в законодательство, направленных на усиление защиты прав заемщиков. Председатель Ассоциации финансистов Казахстана Елена Бахмутова рассказала, почему такой перекос в сторону заемщиков опасен для устойчивости финансовой системы страны. Она также подробно объяснила, почему считает попытки приравнять банки к казино через повышение ставки КПН неоправданными и предложила вернуть систему частных управляющих компаний в пенсионной сфере. Об этом — в большом интервью Елены Бахмутовой порталу Digital Business.

3 яркие цитаты из интервью: 

  1. «Последние предложения по изменению Налогового кодекса, если называть вещи своими именами, практически приравнивают банки к казино».
  2. «Чтобы в Казахстан приходили иностранные банки и инвесторы, нужно одно простое условие: банковский бизнес должен быть привлекательным и предсказуемым. А сейчас, увы, ситуация иная».
  3. «Возвращаться нужно не к частным пенсионным фондам, а к системе частных управляющих компаний, то есть к конкуренции в управлении пенсионными активами в интересах вкладчиков. Это принципиальный момент».

«Заемщик обязан вернуть полученные от банка деньги и аннулировать договор займа»

— Сейчас закон о банковской деятельности находится на рассмотрении в Сенате. Как оцениваете предлагаемые поправки? Есть ли среди них спорные предложения?

— Действующий закон о банках был разработан и принят в 1995 году и с тех пор претерпел огромное количество изменений. За последние несколько лет не было ни одного периода, когда в него не вносили бы поправки. Сейчас на рассмотрении в Сенате снова ряд изменений — некоторые действительно необходимы, но есть и такие, которые, на мой взгляд, избыточны и потенциально даже вредны для системы.

— О каких конкретно поправках идет речь?

— Мы наблюдаем сильный перекос в сторону защиты прав заемщиков и потребителей. Я не против самой идеи защиты — это действительно важно, и это лучшая международная практика. Финансовые продукты действительно сложные, и банк и другие финансовые организации обязаны удостовериться, что клиент осознает сущность продукта и в состоянии выполнить обязательства, которые он при этом принимает. Именно в этом и состоит суть поведенческого надзора в международной практике.

Но подходы, которые внедряются сегодня, уже сложно назвать сбалансированными. Приведу пример. В прошлом году в закон о банках внесли норму, по которой требуется обязательное согласие супруга или супруги при оформлении беззалогового потребительского кредита. Правильна ли сама идея — это отдельный вопрос. Но давайте посмотрим на последствия. В силу разных обстоятельств, в том числе и за счет умышленного сокрытия информации, согласие супруги должным образом не было получено, но при этом заемщик подписал договор займа, получил заемные деньги и потратил их на свои нужды.

Если сделка ничтожна, то стороны должны вернуться в исходное положение. То есть заемщик обязан вернуть полученные от банка деньги и аннулировать договор займа. При этом на банк либо на его должностных лиц регулятор может наложить санкции за несоблюдение установленных правил ведения банковской деятельности.

Однако вопреки здравому смыслу, согласно внесенным нормам в закон, банк не вправе требовать возврата займа, полученного с процедурными нарушениями. То есть, по сути, кредит должен быть прощен. Насколько мне известно, нигде в мире механизмов подобных норм не существует.

— Какие еще изменения вы считаете спорными?

— В рамках текущих поправок в закон о банках, находящихся на рассмотрении в Сенате, перечень таких «процедурных» нарушений существенно расширен, при сохранении запрета для банка и микрофинансовой организации требовать возврат полученных заемщиком денег.

На мой взгляд, предлагаемые нормы «защиты» прав заемщика выглядят чрезмерными и могут способствовать поощрению умышленных действий для необоснованного вознаграждения со стороны недобросовестных заемщиков.

— Если все эти поправки примут, к каким последствиям это может привести для финансовой системы?

— Во всех перечисленных изменениях есть одна общая проблема: они увеличивают риски для банков и порождают практику ухода заемщиков от принятых обязательств. Банки выдают займы за счет привлеченных средств, в частности вкладов клиентов, которые они обязаны вернуть с выплатой вознаграждения. При этом необоснованный рост административных барьеров осложняет получение финансовых услуг для подавляющего количества законопослушных потребителей. Поведенческий надзор требует учета интересов всех клиентов. Методы ограничения доступа к финансовым продуктам для клиентов, не способных оценить собственные риски, не должны применяться сплошным образом ко всем потребителям.

Отдельная тема — это мошенничество. В этом вопросе очень важно взаимодействие регуляторов, банков, мобильных операторов. Цифровизация и искусственный интеллект проникают во все сферы, в том числе и в сферу мошенничества.

Очень важно разделять мошенничество и недобросовестное поведение потребителей финансовых услуг. Есть основания сомневаться, что многочисленные ограничения, вводимые законодателями и регуляторами на доступ к финансовым услугам, на самом деле приведут к снижению случаев мошенничества. Для сбалансированного и эффективного подхода требуется постоянное обсуждение этой темы в обществе, обучение граждан правилам цифровой гигиены, поощрение ответственного отношения к принятию обязательств.

Необходим постоянный анализ методик мошеннических действий, поиск эффективных методов предотвращения схем и защиты пострадавших клиентов. Однако попытки переложить на банки компенсацию потерь клиентам, пострадавшим от мошенников, могут привести к обратному результату. Иллюзия решения проблемы может привести только к росту мошеннических схем и их безнаказанности.

— Одной из причин предлагаемых изменений называют высокую закредитованность населения. Что вы думаете об этом? Могут ли новые нормы навредить добросовестным заемщикам?

— Более 8,5 миллиона человек в Казахстане имеют кредиты. И это действительно много. Но тут же делается автоматический вывод: значит, у нас высокая закредитованность. Сам по себе факт распространенности кредитных продуктов еще не означает, что они становятся непосильным бременем.

Закредитованность — это когда человек взял обязательств больше, чем позволяет его уровень дохода. Такие случаи есть, но это не общенациональное явление. Бороться с этим нужно, безусловно. Но уже принятые механизмы дают такую возможность. В число наиболее эффективных я бы отнесла расчет долговой нагрузки — соотношения расходов по выплате долга к располагаемому доходу (сейчас этот коэффициент не может превышать 0,5), а также запрет на выдачу новых займов физическим лицам, уже имеющим займы с просрочкой платежей свыше 60 дней.

Для повышения эффективности мер по предотвращению высокой кредитной задолженности граждан необходимо снижать уровень теневой экономики, повышать занятость населения, иметь эффективные инструменты для повышения прозрачности доходов граждан — в том числе и в целях корректного расчета долговой нагрузки. Кредитные организации постоянно совершенствуют свои методики оценки платежеспособности клиентов, инструменты реструктуризации долга при необходимости, но очень важно избегать в обществе поощрения практики «прощения» долгов, чтобы не провоцировать недобросовестное поведение за чужой счет. А также избегать ненужных ограничений, которые, по задумке, должны ограничивать закредитованность населения.

К примеру, введение обязательного очного посещения банка, у которого берется заем в первый раз. Банк имеет лицензию, соблюдает требования законодательства. Какие риски будут ограничены при личном посещении? А если человек живет в сельской местности, погодные условия не позволяют и т. п.? Это характерный пример введения запретов без должной оценки эффективности и влияния на интересы клиентов.

— А как банки будут адаптироваться к этим ограничениям?

— Естественно, банки начнут ужесточать свои требования. И в результате страдать будут не те, кого пытались защитить.

Простой пример: молодой человек, ни разу не бывший в отделении банка, хочет взять кредит онлайн. Но теперь ему нужно идти в отделение, подписывать бумажки, проходить дополнительные процедуры. Он просто не пойдет. Значит, не будет пользоваться услугами регулируемого банка, а обратится в серую, нерегулируемую организацию.

«Сегодня платежные организации не имеют лицензий, им достаточно иметь учетную регистрацию в Нацбанке»

— В закон планируется ввести два типа лицензий: универсальную и базовую. Что это даст рынку, банкам и потребителям?

— Сегодня у нас все банки — универсальные, то есть они могут вести банковские счета, привлекать депозиты, осуществлять банковские переводы, выдавать кредиты, проводить валютные операции и так далее.

Базовая лицензия, по видению регулятора, будет предоставлять право оказывать меньший спектр услуг — с ограничениями для работы с нерезидентами и сложными финансовыми инструментами. Будет ли спрос на услуги таких банков — покажет время. Предлагаемое ограничение на размер вкладов клиентов в банках с базовой лицензией выглядит менее очевидным. У любого клиента, особенно со статусом ИП, могут быть значительные остатки на текущих счетах, что также считается депозитом и подпадает под систему гарантирования физических лиц. Непонятно тогда, какой риск закрывает ограничение вкладов.

— Кто выиграет от введения базовой лицензии?

— Пока сложно сказать . Возможно, некоторые микрофинансовые организации выберут это вариант. Но есть определенная интрига. Одновременно с идеей ввести базовую банковскую лицензию, выдавать которую будет Агентство по регулированию и развитию финансового рынка, Национальный банк также планирует самостоятельно выдавать лицензии платежным организациям, предоставив им право осуществления банковских переводов и эмиссию электронных денег, что в настоящее время имеют право делать только банки и Казпочта, которой разрешено вести банковские счета. Сегодня платежные организации не имеют лицензий, им достаточно иметь учетную регистрации в Нацбанке. За последнее время рынок вырос стремительно — в Казахстане их уже около 130.

Лично меня это настораживает.

— В чем именно видите риски?

— Я не понимаю, почему переводная банковская операция у платежной организации считается менее рискованной, чем у банка с базовой лицензией. Это одно и то же по сути.

Мне представляется, что необходимо избегать возможного арбитража в любой форме. Если субъекту рынка разрешено проводить банковские переводы, то он должен иметь лицензию банка и подпадать под надзор регулятора банков, то есть Агентства.

Наделение Национального банка дополнительными надзорными функциями мне представляется нерациональным.

Законопроект еще в стадии разработки. Необходимо достаточное время для его обсуждения, чтобы устранить возможные пробелы и выработать эффективный формат регулирования и развития финансового рынка.

«Это также приведет к снижению доходности банковских активов в текущем году»

— Как повлияют изменения в Налоговом кодексе на банковский сектор?

— Чтобы в Казахстан приходили иностранные банки и инвесторы, нужно одно простое условие: банковский бизнес должен быть привлекательным и предсказуемым. А сейчас, увы, ситуация иная. Последние предложения по изменению Налогового кодекса, если называть вещи своими именами, практически приравнивают банки к казино.

Речь о том, что предлагается установить более высокую налоговую ставку — в частности, по корпоративному подоходному налогу (КПН). Если для большинства бизнесов сохраняется ставка в 20%, то для банков — 25%. Это сигнал: «в этой сфере налоговая нагрузка будет выше».

Пока это только проект, но, скорее всего, его примут в этой редакции.

— Что еще меняется в налоговой и регуляторной среде для банков?

— Банки теряют налоговые льготы по операциям с государственными ценными бумагами — раньше они были освобождены от налогов по этим сделкам. Теперь — нет. Аргумент — устранение арбитража.

Параллельно вводятся новые требования через подзаконные акты: повышаются минимальные резервные требования, усиливаются буферы капитала. Все это давит на капитал банков, снижает их доходность, делает бизнес менее устойчивым.

Нужно помнить: банковский бизнес — регулируемый по определению, а значит, требует определенного запаса прочности. Чтобы зайти на рынок, особенно иностранным игрокам, необходима разумная доходность. Если регуляторное и налоговое давление будет превышать допустимый уровень, то просто новые инвесторы не придут на банковский рынок Казахстана.

— Что вы думаете о повышении минимальных резервных требований (МРТ) и налоге на сверхдоходы?

— Нацбанк предлагает резко повысить МРТ: на первом этапе с 2% до 3,5% по тенговым обязательствам и с 3% до 12% по валютным — и тоже в тенге, а в последующем — и выше. Что это означает? Минимальные резервные требования — это деньги, которые банки обязаны хранить на корреспондентском счёте в Нацбанке бесплатно. Эти активы не работают, не приносят доход. То есть часть привлечённых банком средств просто замораживается.

Это существенно удорожает пассивы. Банки привлекают депозиты, платят по ним проценты, но при этом обязаны часть этих денег не инвестировать, не выдавать кредитов, а резервировать в Нацбанке. Снижается процентная маржа, рентабельность падает.

Понимаю, у Нацбанка свои цели: пытаются абсорбировать избыточную ликвидность, которая есть в системе. Сейчас платят за нее рыночную ставку, а новые нормы позволят не платить вовсе. Это рационально с точки зрения монетарной политики. Но для банков — существенная потеря доходов, изменение регуляторной среды.

Кроме того, сейчас обсуждается введение дополнительного налога на так называемые «сверхдоходы» банков — причем с обратной силой, то есть с 1 января 2025 года. Проект предусматривает, что доходы по следующим инструментам: ГЦБ, свопы, депозиты в Нацбанке — будут облагаться налогом дополнительно по ставке 10%. Это также приведет к снижению доходности банковских активов в текущем году.

— А насколько обоснован тезис о «чрезмерных доходах» банков?

— Геополитические риски, волатильность, инфляция — все это требует от банков большей устойчивости. И, напротив, необходим капитал, «подушка безопасности», чтобы выдержать удары. А если эту подушку уменьшать — через налоги, заморозку ликвидности — это может ослабить как устойчивость системы, так и способность обеспечить рост выдачи кредитов бизнесу в будущем.

— Как трансформируется роль банков в условиях активного роста финтеха?

— У нас не столько банки конкурируют с финтехом, сколько сами банки стали финтехом. Классических банков, как в Европе, в Казахстане практически не осталось. Посмотрите на Каспи, Халык, БЦК, Форте — у всех супераппы, маркетплейсы, цифровые сервисы. Банки уже превратились в полноценные цифровые платформы, через которые идут не только финансы, но и госуслуги.

Но есть и обратная сторона. На рынке растет число нерегулируемых организаций, которые называют себя финтехами, но действуют вне банковского надзора. Возникает регуляторный арбитраж: одни обязаны соблюдать жесткие правила, другие делают то же самое — без лицензии и без контроля. Это путь в shadow banking.

С другой стороны, сами банки тоже нуждаются в большей свободе. Сейчас им запрещено заниматься предпринимательской деятельностью, кроме строго разрешенной. Но рынок уже другой. Банки должны иметь возможность инвестировать, в том числе в финтех и венчур, если это не угрожает интересам вкладчиков.

Задача регуляторов — найти баланс: дать банкам пространство для инноваций — например, в embedded banking или BaaS — и одновременно не допустить, чтобы банковские услуги оказывались «в тени», без лицензии и защиты потребителей.

«Многие вообще не участвуют в пенсионной системе или делают взносы на минимальном уровне»

— В чем, на ваш взгляд, ключевые проблемы пенсионной системы Казахстана? Стоит ли возвращаться к системе частных пенсионных фондов?

— Сегодня 99% пенсионных накоплений находятся в управлении Нацбанка. Единый накопительный пенсионный фонд (ЕНПФ) выполняет техническую функцию учёта — просто регистрирует взносы и накопления.

Возвращаться нужно не к частным пенсионным фондам, а к системе частных управляющих компаний, то есть к конкуренции в управлении пенсионными активами в интересах вкладчиков. Это принципиальный момент.

Да, сейчас вкладчик может передать часть своих накоплений частным управляющим компаниям. Но практически никто этого не делает, потому что людей отлучили от активного управления. После того как в 2014 году активы были централизованы в ЕНПФ, а Национальный банк взял все активы под свое управление, прошло уже больше 10 лет. За это время вкладчики потеряли навык оценки риска, утратили вовлеченность. И сейчас восстановление доверия и активности идет очень медленно. Настолько, что может уйти еще десяток лет, прежде чем система реально заработает в нужном виде.

— По факту мы видим, что накоплений у вкладчиков мало, почему?

— Причина проста: многие вообще не участвуют в пенсионной системе или делают взносы на минимальном уровне. Вот вам цифра: из тех, кто вышел на пенсию в 2024 году, только 26% имели стаж в накопительной системе более пяти лет. Остальные? Кто-то платил от случая к случаю, кто-то не платил вовсе, большинство — с минимальной зарплаты. А потом — удивление: «почему такие низкие выплаты?»

Наша система не солидарная, как в советские времена. Это накопительная модель: сколько вложил — столько и получишь. Нельзя сравнивать выплаты тех, кто стабильно вносил 10% от хорошей зарплаты 25 лет, с теми, кто за все годы сделал 10–15 взносов и то по минимуму.

Особая проблема — самозанятые. Их порядка 2–2,5 миллионов человек, и они почти ничего не платят в систему. А ведь идея была в том, что именно накопительная часть станет основой будущей пенсии. Сейчас государство дает только базовую часть — эквивалент прожиточного минимума. Все остальное — дело гражданина.

— Как повлияли на систему возможности досрочного изъятия накоплений на жилье или лечение?

— Это, на мой взгляд, внесло путаницу. Когда людям разрешили снимать часть накоплений на покупку жилья или медицинские нужды, они начали воспринимать пенсионные средства как резерв «на сейчас», а не как долгосрочные инвестиции на старость. Добавьте к этому постоянные разговоры о смене модели: может, вернемся к солидарной системе, уже ввели условно-накопительную за счет работодателей. Это только ослабляет доверие. Особенно у самозанятых: у них нет работодателя, кто за них будет платить дополнительные 5% от работодателя? В итоге количество нововведений создает иллюзию качества, вместо оценки конкретных проблем и эффективных методов точечного воздействия для их разрешения.

— Поговорим о будущем. Какие навыки станут ключевыми для профессионалов в сфере финансов в ближайшие 2–3 года?

— Прежде всего — умение постоянно учиться. Эпоха, когда можно было один раз выучиться на финансиста и до пенсии работать по специальности, прошла.

Сегодня обучение — это непрерывный процесс, независимо от возраста, должности или опыта. Особенно в финансах: технологии меняются, инструменты обновляются, поведение потребителей — тоже. Специалист, который не развивается, — просто выпадает из системы.

Вам может быть интересно

ИИ станет участником бюджетного процесса. Большое интервью о цифровой трансформации госфинансов с Асетом Турысовым