Из аула в Кремниевую долину: казах вложил $500 млн в стартапы
Галым Иманбаев до 8 лет жил в Алматы, и лето проводил в ауле у родственников. Однако позже его семья переехала в США. Парень получил медицинское образование в Стэнфорде, стал партнером венчурного фонда Lightspeed Venture Partners и вложил более $500 млн в медтех-стартапы.
В подкасте «Цукербергтің көршілері» он рассказал, почему не стал врачом, а ушел в венчур, как выбирает проекты для финансирования и есть ли шансы на успех в США у казахстанских фаундеров. Digital Business публикует ключевые тезисы беседы.
«Иногда говорю американским коллегам: Казахстан опередил вас на 15 лет»
— Мне нравилось в Казахстане. Целыми днями был на улице: утром уходил играть, возвращался только на обед и снова пропадал до вечера. Уже тогда тянуло к медицине. Всегда носил пластыри в кармане. И когда ребята во дворе падали или получали ссадины, первым подбегал и накладывал им повязки.
Галым Иманбаев (крайний слева) с братьями. Источник: Facebook-аккаунт Галыма Иманбаева
Есть и другой пласт воспоминаний — когда отец брал меня в командировки. Он занимался реформами в сфере здравоохранения, и я видел, как его проекты начинают приносить пользу людям, особенно в сельских регионах Казахстана. В США больницы начали переходить на электронные медицинские карты только в 2009 году. А мой отец еще в 1995–1996 годах закупал для казахстанских больниц софт — кажется, от Oracle или IBM. Иногда говорю своим американским коллегам: Казахстан опередил вас на 15 лет в цифровизации здравоохранения. Это их всегда удивляет.
Летом отец отправлял нас с братом в аул. Эти годы заложили во мне очень глубокое чувство казахской идентичности, которое мы старались сохранить в семье.
Затем мы переехали в США. Я вырос в штате Орегон. Кажется, в конце 90-х были единственной казахской семьей здесь — по крайней мере, не знали других. Родители постоянно напоминали: вы представляете свой народ. Если ты — первый казах, которого кто-то встретил, первое впечатление многое решает.
«Размер чеков разный: самые маленькие — $2–3 млн»
— Позже поступил в Стэнфорд на бакалавриат. В университете изучал экономику и дополнительно биологию. Затем получил сразу две степени — медицинскую и MBA. В общей сложности провел там почти 10 лет. Но в какой-то момент нужно было начинать работать. Жена сказала: «Ну все, хватит учебы — пора приносить пользу». Так оказался перед выбором: стать практикующим врачом в больнице или продолжить совмещать медицину и бизнес.
Тогда понял, что моя настоящая страсть связана с инновациями и медициной. Это привело в сферу инвестиций. Сейчас работаю партнером в Lightseed Venture Partners, одной из ведущих глобальных венчурных компаний. В сделках, в которых участвовал, проинвестировали свыше $500 млн за последние несколько лет. Размер чеков разный: самые маленькие — $2–3 млн, самые крупные — свыше $100 млн за одну сделку.
Есть фонды, которые работают только на самом раннем этапе — есть идея, сразу небольшой чек. Мы инвестируем на разных стадиях: от pre-seed/seed и ранних раундов (Series A) до growth (Series B–D), pre-IPO и иногда — в публичные компании. Мне это нравится: в разных рынках лучший баланс риска и доходности бывает то на ранней, то на поздней стадии.
Венчур следует закону распределения по силе (power law). Примерно 20% портфеля дают около 80% доходности. В портфеле будет много «нулей» и провалов, несколько проектов принесут немного денег, и всего пара-тройка «хитов», которые сделают основную доходность.
«Theranos пытался привлечь у нас деньги»
— Как мы находим moonshot-проекты (сверхамбициозные, высокорисковые инициативы) в биотехе? Сама идея — обычно не самое трудное. Многие могут вообразить «ИИ-врача», многоразовые ракеты или электромобили. Вопрос в том, кто сделает это реальностью: какая стратегия у фаундера, каких людей он сможет нанять, какой капитал привлечь. Сможет ли работать в темпе, далеко выходящем за рамки «с девяти до пяти». Видение без плана исполнения — дешевая риторика.
Theranos (медтех-стартап Элизабет Холмс с обещанием «анализов по капле крови»; в итоге проект развалился, компанию закрыли, а основатели были осуждены за мошенничество и получили тюремные сроки — прим. Digital Business) пыталась привлечь у нас деньги. Они пришли без материалов, по сути с предложением «Раунд закрывается — вы с нами или нет?» Мы отказались. Это история про то, как Кремниевую долину порой уносит волной хайпа.
«Венчурный капитал нужен тем, кто замахивается на большое»
— Не каждый бизнес и даже не каждая отрасль подходит для венчурного капитала. Когда инвестирую, не жду линейного роста в выручке: в этом году $2 млн, в следующем — $3 млн, потом — $4 млн. Если у вас такой предсказуемый рост и хорошая видимость, идите в банк — не придется отдавать долю. Венчурный капитал нужен тем, кто замахивается на большое. Компании должны быть амбициозными, дерзкими, с очень масштабными целями. Именно это делает их рискованными. Но риск — скорее следствие амбиций, чем самоцель.
Интересно, что в Европе и во многих других странах венчур называют буквально «рисковыми инвестициями». И это многое объясняет. Но в США термин другой — venture capital. А корень слова venture — это вторая часть слова adventure («приключение»). То есть подход строится на идее приключения.
Американский взгляд таков: да, это риск, но если получится, результат будет огромным. Европейский же взгляд начинается с самого слова «риск»: негативное ожидание задается еще до старта.
«Главная черта казахстанских фаундеров — бесстрашие»
— Моя дверь открыта для ребят из Казахстана. Вообще бы запустил небольшое комьюнити: знаю нескольких казахстанских фаундеров в медтехе — очень умные. Раньше переживал, что нам понадобится поколение-другое, чтобы «въехать» в эту индустрию. Так было в Израиле, Колумбии и других странах: люди сначала работали в Google и прочих компаниях и только потом шли в стартапы. Но сейчас вижу: казахстанские предприниматели учатся быстрее.
И главная их черта сегодня — бесстрашие. Само по себе оно не все решает, нужно добавлять другие сильные стороны. Но прямо сейчас это мощный «стартер» двигателя. Иногда в этом есть наивность — мы не до конца понимаем, во что ввязываемся, — но это нормально. Без первого скачка ничего не поедет.
«Неудачи в предпринимательстве — это знак отличия»
— В США, особенно в Кремниевой долине, неудачи в предпринимательстве — это знак отличия. Говорят: «Попробовал, не вышло — вот чему научился», — и это ценят. В других странах реакция иная: «Держись от него подальше». Здесь же спрашивают: «Почему не сработало? Что пробовал? Значит, теперь ты знаешь больше многих. Хочешь присоединиться к моему стартапу?».
Как инвестор часто думаю: «Ты прошел больше сложных уроков, чем другой кандидат — я готов дать еще один шанс». Такой взгляд требует времени, культуры и примеров. В Кремниевой долине за 60 лет сменилось 4–5 «волн» стартапов и основателей. Это игра с множеством попыток: ошибся — пробуешь снова.
«В моменты больших сдвигов многие отрасли отстают — и именно тогда можно обгонять»
— Решающую роль играет новая технологическая волна. Сейчас все говорят про ИИ, и такие сдвиги — как когда-то эпоха доткомов — выравнивают стартовые условия: быстро обучающийся фаундер из Казахстана уже не так далеко от опытного игрока в Кремниевой долине. В моменты сдвигов многие отрасли отстают — и именно тогда можно обгонять. В гонках говорят: обгоняют не на прямых, а на виражах. На прямой «большая машина» быстрее; на поворотах крупные игроки меняют траекторию медленнее — и это твой шанс. В основе венчура — предугадывать эти виражи и поддерживать людей как раз до входа в поворот.
Подкаст целиком можно посмотреть на YouTube:
