Бизнес под крылом государства? Что происходит с социальными предпринимателями в Казахстане
Фото из личного архива Гульмиры Пармышевой
Недавно мы пообщались с основательницей бренда развивающих игрушек Kishkentai Гульмирой Пармышевой, которая параллельно возглавляет Ассоциацию социальных инноваторов. Беседуя о ее деле, мы не смогли пройти мимо темы социального предпринимательства и обсудили, что оно на самом деле значит, почему важно избавиться от грантовой иглы и чем похожи айтишники и соцпредприниматели.
О нашей героине
Гульмира Пармышева — основательница бренда развивающих игрушек Kishkentai и одноименной инклюзивной мастерской, президент Ассоциации социальных инноваторов, соосновательница Ассоциации развития инклюзивного общества. Гульмира создала бренд игрушек, стремясь помочь в реабилитации сыну с диагнозом аутизм — в итоге Kishkentai из маленького личного увлечения вырос в бизнес с оборотом в 150 млн тенге в год. Параллельно с развитием бизнеса и созданием нового производства в Астане Гульмира Пармышева занимается общественной работой и старается вместе с коллегами улучшать климат для социальных предпринимателей.
«Многим соцпредпринимателям тяжело говорить о финансах, расходах и прибыли»
До того, как создать бренд Kishkentai, Гульмира Пармышева занималась различными проектами, работала в сфере НПО и создавала микробизнесы. Но всегда чего-то не хватало.
— Когда стала заниматься проектом в социальном предпринимательстве — поняла, почему раньше не получалось. Мне было не очень интересно. Не хватало смыслов. А потом у нас появилась инклюзивная мастерская, где особенные ребята собирают игрушки Kishkentai, и смыслов стало гораздо больше. Представьте, я нанимала человека, который передвигался преимущественно в коляске, а потом он стал много работать и начал ходить самостоятельно. Или родители, которые рассказывают, как игрушки помогают их детям. Когда у тебя есть миссия и ты видишь четкий импакт, то почти не рассматриваешь всерьез мысли о том, что устал и надо закрывать бизнес.
Однако Гульмира подчеркивает: социальное предпринимательство действительно окутано массой стереотипов. Слова «социальное» хватает, чтобы ассоциироваться с благотворительностью и помощью, но не с деньгами.
— Чем больше продаешь, тем больше помогаешь. Сейчас это важная концепция для меня, но раньше я долгое время спорила с этим. У самих предпринимателей масса искажений на этот счет. Многим из них тяжело говорить о финансах, о расходах и прибыли. Я и сама одно время думала, что должна что-то дарить, делать скидки, помогать. Только шепотом можно было обсуждать, что надо бы заработать. При этом я со своей стороны никогда не просила, например, арендодателей, помочь мне, потому что я якобы делаю полезное дело. Никто же не просил меня создавать эти игрушки. И по сей день не получила ни одну преференцию. Я просто научилась однажды конкурировать на рынке, как предприниматель, а теперь для меня это драйв и удовольствие.
Перестроиться на другую волну Гульмире помог полный отказ от каких-либо грантов.
— Около 50 млн тенге мы привлекли примерно за 2 года. А потом один очень умный человек сказал мне: «Гульмира, у тебя хорошо получается это, но советую слезть с этой иглы». И это оказалось правдой. Когда ты рассчитываешь только на гранты, на социальную поддержку — ты не думаешь, как заработать, как масштабировать бизнес. Так я и перестала участвовать в конкурсах. Называю этот этап «холод и голод».
Лучше тащить из семейного бюджета и думать, как заработать — это дает мощнейший импульс. Так я и воспитала в себе предпринимателя. И испытываю большое удовольствие от того, что умею зарабатывать сама и не завишу ни от кого.
«Нас воспринимают бизнесом, который под крылом у государства»
Обсуждаем с Гульмирой термин и формулируем: социальное предпринимательство — это такой же полноценный, коммерчески устойчивый бизнес, который параллельно стремлению заработать старается решить и некоторые общественные проблемы. Но приходим к выводу — восприятие в обществе все еще искаженное.
— Последние полгода — после встреч со стейкхолдерами или во время ресерчей — обдумываю мысль, что нас воспринимают бизнесом, который под крылом у государства. А-ля иждивенцы, которые что-то просят постоянно, им надо помогать. Но по факту из девяти существующих на бумаге преференций для соцпредпринимателей работают только 2. И это благодаря лидерам социальных изменений, которые своими силами добились этого.
Пока еще действует грант в 5 млн тенге — раньше он действовал глобально в дорожной карте по развитию бизнеса, сейчас же на него могут претендовать только те, кто входит в реестр соцпредпринимателей. А вообще в преференции входят, например, информационная поддержка, образовательные инструменты, субсидирование ставок по кредитам, имущественная поддержка. Есть, конечно, регионы, где ситуация чуть лучше. Например, в Костанае работает 4 преференции из 9. Но глобально нельзя сказать, что существует некий масштабный фундамент для соцпредпринимателей. К тому же некоторые, к сожалению, злоупотребляют — открывают проект просто ради того, чтобы быстро освоить средства. Но эти 5 млн тенге — не про привилегии, а про ответственность.
Что касается нашего будущего… Помнится, раньше все косились на айтишников — странные ребята, которые работают из дома и вечно сидят за компьютером. Но благодаря крутым кейсам, появлению хаба, успешным сделкам по привлечению инвестиций сформировался сверхположительный имидж у этого направления. Сейчас социалка — это тоже странные ребята, но есть перспективы. Теперь мы пытаемся сменить вектор в нашей Ассоциации и опираться уже на другие конструкции. Хотим донести ценность соцпредпринимательства не через формальные привилегии, а через конкретные кейсы и твердые результаты. Недавно на форуме UMAI Ирина из Garbar Group, наша вице-президент, спросила об этом Арсена Томского, и ответ был ожидаем — делайте миллиарды через личные кейсы. И это чистая правда.
«Лучшая помощь для предпринимателя — купить его продукт»
Гульмира признается — в беседе с крупными бизнесменами особо не поднимает вопрос социалки, потому что для традиционного большого бизнеса грант в 5 млн тенге не имеет ценности. Но считает, что эмпатия и КСО совсем не чужды классическому бизнесу.
— У нас сейчас развивается коллаборация с крупным бизнесом, и мы не рассказываем им то, что обсуждаем в Ассоциации. Для них это не очень актуально. Но мы можем продвигать для них социалку как стиль и образ мышления. ESG-стандарты должны — и будут — становиться все популярнее в больших компаниях. Тем более, что сейчас поколения молодых людей, миллениалы и зумеры, обращают внимание не только на продукт, но и на ценности, которые продвигает бизнес.
При этом, когда я говорю про эмпатию, речь не о том, что нужно пожалеть человека. Это не более, чем эго, и это не очень хорошо. Когда у меня спрашивали одно время, чем помочь, я просто просила купить у меня продукт, если он нравится. Это лучшая помощь для предпринимателя. Поэтому все эти дотации и гранты имеют место быть на начальном этапе, но лучше, как можно быстрее, окунуться в полноценное предпринимательство и добиваться красивых результатов.
«Гораздо лучше не просто дать грант в руки, а дополнить еще и твердыми знаниями»
Несмотря на все нюансы и только укрепляющийся статус соцпредпринимателей, Гульмира просит отметить — приятных результатов немало. И приводит в пример Маулена Ахметова, который создал социальное кафе и трудоустраивает казахстанцев с ментальными нарушениями.
— Как вот здесь можно говорить о том, что социальный бизнес создает нагрузку, если в таких кейсах ровно наоборот? Представьте себе, 20 человек работает у него. Но если бы не эта работа, они бы лежали в больницах либо дома на попечении, а теперь же они получают зарплату, государство получает налоги и экономически активных людей, которые создают в итоге семьи, покупают жилье, делают вклад в экономику. Это же настоящий импакт! Более того, есть немало предпринимателей в Казахстане, которые даже не знают, что ведут социальный бизнес. По этой части тоже важно повысить информированность, чтобы люди знали, какой вклад они делают напрямую или косвенно.
Было бы здорово, если бы в Казахстане появилось больше инкубационных программ для предпринимателей, в том числе социальных. Инкубация — это шикарный продукт, когда можно увидеть проект в деле — например, на уровне создания MVP. Это затратное направление, но прекрасный фундамент для устойчивого бизнеса. Гораздо лучше не просто дать грант в руки, а дополнить еще и твердыми знаниями. Даже если кто-то претендует зайти к крупному бизнесу через КСО и попросить финансовой поддержки, надо понимать, что большой бренд вряд ли будет помогать тому, кто двигается наощупь. Всем нужны уверенные проекты, которые понимают, как реализоваться и как выйти на самоокупаемость.
Думаю, что в обозримом будущем большинство бизнесов придет к социальной составляющей. И уже существующим соцпредпринимателям важно учиться заявлять о себе и не бояться говорить о деньгах.
Как показывает опыт Великобритании, Германии и Южной Кореи, социальное предпринимательство способно за 5 лет сократить уровень бедности на 5–7%, создать до 5% новых рабочих мест и привлечь 500 млн долларов частных инвестиций. Для Казахстана это шанс снизить нагрузку на бюджет на 15% за счет самоокупаемых проектов, улучшить позиции в рейтинге Doing Business (цель — топ-30) и стать региональным лидером в сфере социальных инноваций.
